просто пастушок
Когда святой Варваре достаются артефакты (грудь, пробитая веретенами) с иконы Богородицы Семистрельной, а св.Параскева обретает черты злобной Пятницы (что выбьет зубы если будешь в ее день шить и прясть), знайте: вы — в Полесье. Отсутствие критического мышления и образования породили полесские былички — не полноценную мифологию, а скорее языческий взгляд на христианство. Как изгнать болезнь, как контролировать урожай и молочность скотины, как не ссориться с женой и решить собственные психологические проблемы — все это продолжает оставаться актуальным, а взгляд на мир крестьянина уже нет.
Одну жэнщину вихор затягнуу за шэсть километроу пуд мост. Черти на юй усё ободрали, гола сидела.Крикливицу наслау на дитя. Крикливицу хто накинэ, и лопнэ дитя. Як жынка подкмае зло, то дитя нэ спит.
Даже хлеба пазычать нельзя, як сонце зайдэ — примха буде: чалавек идёть с нехарошым словом.
Один раз наша свекра кормить девочку. Приходить одна жэншчына, молодка: «Ох, Прося, сколько твоей девке время?» — «Шесть нидель». — «Она ж як годовалая!» А надо б атгаварить! Она [девочка] как загарелась — к у тру и готова, умёрла. Иной глаз хужа ведьми.
Е такэе люди лукавые, ну, як вам сказать <...> от, як рэбёнка одлучыш од цыцки, и воно вельми плачэ, и потом знову прэвэрнецца и дае груди, то тое будэ людына лукавэй. Вот воно будэ, глянэ на кого — и поурочэ.
<...> Дак трэба три раза так помолитыса, дай тожэ «Отчэ наш» як кончитэ, казати. Да трэба, як тыи уроки говорить, да на того дытюка руку так [ладонью вверх] положыть: чи на плечо, чи на голову, чи на шо. Да трэба похухаты [подуть] за комирчык [воротник] ёму, у рукаучыки.
Звурочить, сглазить. Пэрэшлы вы кому дорогу— уже ему неудача. Очи таки, поганые йе. А щоб не сглазили, булауку у кофту заткнуть трэба. А у рэбьёнка трэба распашонку пэрэвэрнуть, да щоб мати ёго своей сорочкой обтерла — врокоу бояться не буде.
С печи наскобит каменьчикоу, хлеба, соли и носит с сабой [беременная от сглаза].
Шоб нэ мэньшыло молока, бэруть цэдылок, набивають голок и ножа кладуть, шоб голки тыйи тому, шо робиу, — у глаза.
От сглаза иголку тыкалы сзаду у сподницу.
[Чтобы уберечься от сглаза, от ведьмы,] як идэш на двор, тронку [нож] за сподныцу остриём уверх.
Яечком вареным катали по носику.
[Чтобы пришедший не испортил работу,] пид кроснами кукиш показывали, шоб не бачил. [Когда такой человек уходил,] за ним выйде и кине угля с печи.
Труть йими [мужскими штанами корову], от головы до хвоста [от сглазу].
<...> особой магической силой наделялись нити, спряденные в праздники, когда прясть было запрещено (как правило, это четверговые нитки, спряденные в Чистый четверг), которые пряли особым, необычным способом: до восхода солнца, левой рукой, крутя веретено в обратную сторону. Иногда в озранитеьных целях могла использоваться первая нитка, спряденная девочкой, которая только учится прясть.
У восточных славян ртуть чатсо называлась «живое серебро» и повсеместно использовалась в качестве оберега благодаря таким своим качествам, как подвижность, неуловимость, верткость. Как правило, горошину ртути затыкали в предварительно просверленное углубление в роге у коровы (после чего замазывали воском) или зашивали в амулет, подвешиваемый на шею или рога животному.
[Чтобы уберечь корову от порчи, ей на шею вешали венок из купальских трав.]
Нищий ходить, [еду, которую он] позбирае — купляли, давали корове от усяких уроков.
[Для предохранения ребенка от болезни, сглаза, порчи ему выворачивали одежду.]
А плачэ [ребенок], то трэ плюнуть — нихто нэ поурочыть. Плинь [ребенку] у вочи — нихто нэ поурочыть.
Коб нэ поврочить — на ногти або у гору трэба подывытысь. Жывую мышь выколаты очи и у медальёньчик [ребенку]. Коб нэ поврочили ребьёнка.
[Прежде чем что-то похвалить, если можешь сглазить,] сначала на ногти посмотреть и сказать: «Без уроку». Есть помислы, а разговоры — то врокы.
Косника [ленту] завязвають на роги, каб не поурочыли.
У каровы хвост абрезаюць и где-нибудь у хлеву паложаць. Купят карову и вяроукуу, на якой яё привядзець, возле трубы, дымохода, на чардак залезець и закрутить — штоб ня ухадзила са двара. Купять каровуи на рогах делаюь её павьязку — платок хазяйкин, штоб лудзи ня срочили.
Як наурочать, надо сечу [мочой], помочыть глаза, помуть яго [ребенка].
Як спротывлять скотыну, штанамы выттэралы; бйецьця она, як спротывлять, потступицьцье нэ можно.
Величивають [т.е. когда хвалят ребенка], перетягае штанами грязными од урокоу, перетягае кругом.
[Если кто похвалил ребенка, то говорили:] «Силь тоби в очи» и тросамы вытирают.
[Когда ребенка похвалит,] глазкы вылызывала языком и плюнь тры раза чэрэз голову.
Як хто зглазиць [корову], то диркачом [старый веник] трэба побиць корову.
Як испортица, зглажена, молока не даеца, над ею сито держит над спиной [и кропит святой водой, и на морду и на спину вперекрест. Три раза подряд.]
[Если] сурочат [т.е. сглазят человека или животное, кидают один за другим в сосуд с водой 3 горячих уголька, причем каждый раз говорят:] «Як первый (втарый, трэтий) вугалёк патух, штоб пастух падиу, падум, прыгавор». [После этого нужно побрызгать этой водой.]
Принеси только вэдро воды и чэрпнути полну кружку и [положить] дьевять вуглинок з огнём и щитать нэ спирвою [а наоборот: 9, 8, 7...] и той водой дытыну вымой.
Ад врокау глянуць меж ног на сонца, плюнуу тры раза.
[Если в хату зашел человек с дурным глазом.] Як уон выйдэ, ложат дитя коло парога и матка трэти пэрэступае [через него]. «Яка, — кажэ, — маты нарадыла, такая и атхадыла», и сплюнуть трэти.
Пристрык, як то губы аборуе, то надо прыйти да дому и пачухаться спинкою аб угол хаты.
[спорят]: «Я тобе отомшчу, я тобе зроблю», — свараца бабы.
[Корова взбесилась и хозяйке посоветовали посмотреть,] шо по-пуд тым порогом [в хлеву]: там було дви жабы сухые, зложоны пузо до пуза и палочкой проткнуты.
Стаит на сиянской гаре дуб, на тым дубу двянацатькакатоу [веток], на тих какатах двянацать чертоу. Чарты, забяритя душу чалавэка, чтобы ана ни пила, ни ела, ни спала.
[Когда информант был ребенком, в 1914 г. вся его семья вымерла в один год.] Вымэрлы уси. Мать помэрла, отэц помэр, уси у одын год помэрлы. [Средний брат лежал больной, умирая от скарлатины. Ему приснился сон. После того, как он рассказал свой сон, старший брат] а ну-ка, покопау у том углу. У углу з однай стороны головэшка опалэная, а у другом углу шырстяная хустка, там [завернуты] и косточки, там и мох, и уголькы. Смесь такая была.
[Ведьма] залом делаеть де-нибудь, шо-нибудь кладеть. Пад варатами, пад веряёю быу залом. [Решили] выкапать у веряи и в реку знесть. [Это был детский] ражок. Усе гаворят: «Ня знаем, баимся брать». Адн увзяу — как трухнуло яго! «Я с ума сашол», — гаварить. Патом взяли и в реку знясли. А если в печ яго — с печки всё павкатила, гаршки павыскочили. а там была красная бумажка, белая, чорная, рыжая шарстинка, с травы усякай зярно (па два зярна) — с пшаницы, жытушка <...> Ето ана ат каждой каровы волас падбирала и клала, и делала залом.
Малого кинули рабёнка [одного в доме]. Пришла старуха, [ребенок ей говорит:] «Баба, нема кашы». Бачит — папаузла пад печ жаба. Баба забалела. Насланая лягуха припалзла и съела кашу. Павалакла девачку у нору. Мост падняли. А девачка там неживая. Жаба усу крову высмактала.
И она дэ-то там на тые, закладыны, нэ поставыла водки. Чы то, ек закончылы ужэ? То у тый хаты нэ было жыты: мокра, и мокра, и мокра була хата. То это сталы казаты, шчо она замочыла йих добрэ. Это було такэе. Нешто ж воны там зделалы.
[Подходить к заложенному дому считалось если не опасно, то во всяком случае нежелательно. Нельзя подходить чужим людям, которые могут повредить строительству. Строители могли навести порчу на человека, подложив под углы мертвых мышей. По поверью в этом доме мог кто-нибудь умереть.]
[След ноги человека, которому хотят навредить, вырезают с земли, завязывают в тряпочку и кладут в гроб к умершему.] Як пакладе у гроб, дак гаворать, зсохне той чалавек, прападе.
Я 7 гадоу хадзила на кастылях. Забалела нага ни з чого. [В это время она ждала ребенка. Ей говорят:] «Як дитя стане, так ето твая ножка такая». Шептуньи не помогают. Стало дитя, савсем хадзиць не стала. И пухла, и у стане не гнётся. [Чуть не отрезали ногу. Однажды ползала на коленях, мыла пол и под лавкой нашла] сумачку — земельки, скарлупачки и с паски крошачки. [Оказалось, это ее след] — земли из-под моей наги взято и у трубу. [Она бросила сумочку в огонь и чуть не померла] — и дралась, и кричала, и вишчала. У жар нельзя было. Што ни найдешь, неси на ваду и скажи: «Все лиха за табой». [След отобрала Барабошиха] — ена са мной палаялася [из-за дочки, которая забеременела будучи девкой] и в зубах след воробьём принясла.
Як иде жэншчына берэменна, то вона бярэ воду и пэрэливае ей попэрэди.
[Как остановить свадебный поезд.] Кине девять гарахвин, коням, штоб пад ноги, кажы: «Кидаю девят гарахвин, коням на места, штоб конь ни з места».
Одна жэнщина прыходила и помазала кровею орота. Взяла из мэрця крови, шоб худоба пэрэйшла [вымерла]. Тры капочкы крови — на засоуках. Дед отчыне засоуки и, як худоба пэрэйде, то и подыхае.
где-то на свадьбы ножык сажают где-то под стол, или в стол, или куда. Это нэ кушають хорошо [гости, приглашенные на свадьбу]. Шо-то воны мало поедять, и усё остаецца.
Дак де сабаки гребуть да рвуца, да тое зямли угреби да пасыпь, и перейдешь да ки ты будешь грысца, як сабаки будете.
[Строители навели порчу, и когда начали освящать дом, то с одной стороны свечи горели быстрее в 3 раза, чем с других сторон, т.е. сгорело 3 свечи вместо одной за то же время. Чтобы избавиться от порчи, лили освященную воду с внешней стороны красного угла.] Трэтью засвэтыли, то мэсто погано. Н апокуть воду священу лили [на угол].
Коутун. Прыробит хто-то, зроблено. Через год зовут недорастка, абрежыт коутуна и пустит на воду. А то може вочи пакостит, аслепнуть.
Коутун от спужання, чи ат прастуды робица. Недорослые, чи старые знимали, щоб чистые бабы были. Не то може скурожыть, чи аслепнуть. Если валасины у хате брасать, так вэробей падбере и у гнезде снесе. Тады коутун зробица. Ще на койтун казали лямец.
Домовик каням гривы заплятае. Любить он эту скатину, какой колтун завивайе.
Зделаца на голаве валенка. Его сакирой режут, як атойде от головы. Тольке у Чистой четерг его знимают, знимают таки. Коутутн от грёзи. С спугу бывае.
Коутун одризваешь у стары дни, як ужэ мисяца нэ мае. Одрижуть, гдэ-то затыкають ёго, гдэ-то в двэрах, гдэ люды ходять.
Ковтун. Цэ звязанэ з нэчыстою силою. Шоб звэсты ковтун, трэба помытыся свячэною водою и в косы заплитают красну ленту.
У год [стригли волосы ребенку в первый раз], шоб коутун не шоу, бо его стригли, то у него [ребенка] уочи покосили и говориць буде поганэ.
Вихрач — то чорт танцуе. Я попау до этого чорта! Ох, спугауся! Чую — аж лес трэшчыть. Прамо на мэнэ! Вот такое дэрэво, як эта яблоня, скрутыло, як вероуку. А я так плюнул и говору: «Сатана, вотцэпись вид мэнэ!» И ён так пошоу вид мэнэ трубою.
Снопы возили уночы. Мой батьо поехал-поехал. Семь километроу было такее поле, поехал по снопы. От, тут тхо було, тихенько. А тут, каже, бура поднялас — у-у-у!Зашумел лес и така скрипка грае. А чоловек ще: «Ох, — каже, — Боже ж мой!». Так он каже. Волы ж у меня спужалиса. А такак бура расходиласа, така бура — дуб ломит. И усё, ка, полетело, ниде ничого не бачыть, тольки чуе. Ох, Боже ж мой — ето ж веселля!
Волкан [вихрь] ужэ рвецца. Бура ломает лиса, дома. В Михалине [соседнее село] волкан закрутиу девочку. Схватиу и понёс, и занёс у болото. И не бросиу, а поставиу у куст в воде кругом, шо и подойти нельзя никак.
Надо креститься, просить его: «Не трогай меня!», тогда он не тронет, а иначе может поднять и бросить.
Одну жэнщину вихор затягнуу за шэсть километроу пуд мост. Черти на юй усё ободрали, гола сидела.
Кались старые бабы казали: «Лукавый катаецца! Щукае себе пару!» Ежели искручи челавека, то его жэ и буде пара. Як нихто не найдёцца таки челавек, каторыможэ гаварыть всякие балэзни, шчоб его адкрутить.
Пугали Богом: Бог уха одрэжить.Сено кали грэбэш, а выхор ёго крутит и крутит, то нэдобрый, кажэм, ужэ обматауся тоем сеном.
Вихор закрутиу полотно. Али младшим нэ дають разворачивать. Моя мама нэ дасть разворачивать, шчо вихор скрутить. Якась болезнь можэ причепитися. Говореть: «Уходыты с этого мисця, можэ схватыти и понесты вас у гору».
Палатно вихарь викрутит, дак [не шьют из него ничего], кто рыбак, таму не шьют, шоб рыбалка не утапиуся, у каго рыбалка, дак [берегутся].
«Вихровое дэрэво». Его нэ пэрэступи — заблудишься в лесу, потому что нэчиста сила вихрь, свадьбу правлят чэрти. Нэ можно палыты — бура будэ стриху рваты.
Як уихрь [дерево] поломаэ, а ты его у лису [это дерево] переступишь, то робишьця без памяти [не знаешь, куда идти].
Вихар насылаеца так, шо чалавека скрутит. Старайся припасть к зямле: «Госпади, спаси, Госпади, мяня». Это ж Гасподня зямля. Вихар несе урэд зделать.
Як вихор крутит — то чорт. Як воткнуть нож в земню, то будэт крутытися доуго-доуго. Як вынуть, вихор стихнет. [Специально втыкали ножи, чтобы помучить чорта.]
Чортово весильле иде, чорт жэницца. [При виде вихря говорят:] «Де ты, чортов аматерь, буу, як Сусв Христа воздвигали?» Трэба крестицца правой рукой, хоть три раз, як закон.
Ну, это когда-то, што люди у поле, не разрэшали свистать. Это, говорать, ззываеш чорта. И оно действительно: засвисти — и сразу ветер появицца. Ну, и на сенокосе нельзя было свистать. Если бы унук свиснул, дед бы ему усе губы пооббивау, шо он бы и ложки у рот не узяу.
Пошли сэно грэбти — тихо, жарко. Зачало выхрыцца. Як буран зэмлю рвёт — нэчыстая сила вэртицца. Надо скынутьь рубашку и побачыць у рукау — зобачыш, якый вун, пруз рукау.
И если папороть расцветёт и ухватиш цьветок у руку — режь ладонь, и той цьветок трэба загорнуть в етую ранку, и ранка зажывёт. А потом любую вещь себе подумать — и зделаецца.
Папороть цвете чорным цветом, таки, як дзвоночек, на Купайло ноччу. у ту ноч, як папороть цвете, сильно блыскае, грэмит. Там чудеса робляцца у тое врэмя, яки — нихто не знае. Побачыш [цветок] — хватай у руку, як схопиу, так папороть залышпаецца у руку, в шкуру [проникает под кожу], цветок як тушью вошол. У дванацать ночы зацветает.. Нечыста сила прибежыт, буде душыть, буде греметь, буде конь лететь, буде звер лететь, буде каждый лякать. Усё пэрэтерпишь — и возьмеш. Хай сто чэртей выскочут, ведьмы злякают, трэба творити «Воскресну молитву» и не оглядацца.
Вин на Петриуского Ивана цветэ. Кажут, надо на могилки идти. Будут гадюки вицца. Папорт уветэ. А если не пройдэш [не выдержишь испытаний], то можэш помешатиса. Есь человек проданный [тот, кто продался нечистой силе]. Гром его знае, а ему падчыняецца нечыста сила. Он — ей, она — ему. У нас на Ивана один пошоу, так с ума тронууся. У нас на Ивана один раз у год папороть цветёт. Вот у двенацать часоу ночи должэн зацветать папороть. Вот оно зацветает, только цветочка показываецца...
Казали люди, што кали пойдеш ноччу, у час на Ивана Купала у лес да зварыш чорнага кота, да бедзеш [будешь] есци яго, — то убачыш цьвяток папоротника. А як зорвеш яго, то будзе табе щясця и будзешь панимаць мову звярэй, птушкау, усяго. Вось одын мужык зварыу кота и пашоу у лес. У час ночы пачау есци яго, але нэ выдержау — уцёк. Вось што людзи расказваюць.
Иван, Иван Пэтривський — самый найврэдниший [праздник]. У цёго Ивана цвитэ папоротэнь в двинаццать часоу ночи. Найды — то всэ будэш знаты, шо на свиты робицця. Жэншчына хотила буты хытрэю. Вона пушла у папоротэнь и сыдила и хотила того цвиту добуты. Алэ вона нэ выдэржала. Макитры накладала на голову. Макитру на голову накладають, [иначе] знэсуть и голову... И косою обчэрчывалась кругом сэбэ, чтоб нэ доступыть [нечистой силе] чэрэз сталь ужэ. И нэ помогло ий — зошла з ума.
На Ивана Купального стэрэжуть хлопци старийи, жэныхы лит по 24-26, стэрэжуть воны папороть. От, по-двое воны стэрэглы, и шчось йих налякало, и воны утэклы. Кажуть: йихау [по лесу] виз сина, и на йых усэ, пэрэйихала уся. А воны утэклы, и то сино на зэмлю упало. [А потом посмотрели — будто и не было ничего.]
Никы чоловик загубыу волы и пишов шукаты. Дэнь и нич ходыть. У папоротнык зайшоу и заснуу. Квитка упала ёму в постолы [лапти], — да й знайшов вин волы. Вин пырыказау гэта молодому хлопцу. Тый як пойшов шукаты [цветок папоротника], то стау лис валитыся, буря. И той чоловик загынуу.
Як ты ёго паймала, то нада крепко держать, шобы воны ни атабралы (нячыстая сила). [Папоротник надо спрятать куда-нибудь внутрь тела человека, даже надрезать кожу и туда засунуть, чтобы нечистая сила не отобрала.] Пад ногать чы пад кожу, у кроу, чы пад шкуру, шоб нэ атабралы. Усё на свэте будэш знать, иде на свэте шо ёсть. Чэлавек пашоу коней пасти. Цвэт [папоротника] туды папау, у лапти, прышоу домой <...> [Нечистая сила всячески сопротивляется тому, чтобы человек, найдя цветок папоротника, сохранил его у себя. Поэтому нечисть так пугает человека, что почти нет возможности сохранить цветок у себя.] Аны ж будут гнацца за табой и бечь, серцэ нэ выдержэ.
Пастух пас скот и погубиу скот той. Тогды ёншукау, шукау ёго, не найшоу, змориуся да и заснуу у лесе. А у лапоть упау цветь-папороть. Он встау и сам не знау, шо у его, а чувствуе, што усё знае: понимае язык зверей, птиц, лес разговаривае. И скотину ету узнау. А когда возвращался домой, устречае его беда (ти змей, ти змея), и говорить: «Дай меене тэе лапти и на тоби сапоги». И ён отдал. А як отдал. у него шкура осталась, и ничого ён ужэ не понимау.
тильки одну секунду цвите
[Змеиный царь появляется во время цветения папоротника.] Змейски цар,называецца, уж. Вон не трогае человека, а ек ты его тронеш, то можэт и убити. Большой, вин самый глауный. На ём золотые рожки. Воны дорогие, их трудно побачыть. На Петриуский Иван Купайло, вин выходыт з рожками. На Петриуского Ивана в дванацать часоу ночы папороть цвэтэ. То есь таки люди хытрые... Трэба той цвит [достать], цвит очень помогае.
Говораць, шчо — огонь, такая жара, шчо нэ возьмёш того цветка.
Папаратник ноччу на Купалу ищут, штоб вырвать той цвяток — и будеш нявидима, и нихто тебе не убачэ.
[Если не будешь спать на Ивана Купала, не прозеваешь, то увидишь, что папоротник цветет. Блестит, как молния. Если пойдешь на болото и найдешь, то будешь знать, кто про что тебя думает.]
срывать цветок необходимо только зубами, но не руками
Рабинна ноч, то як сильно, блискае да грэмиць, уроде ветер, такой — у Спасоуку. То говораць — рабина цветёць. То так говораць, рабинна ноч, папороць цвете, трэба его побачыць.
Папороть цветэ... Як его упилнуеш [устережешь], будеш усё в хозяйстве знаты, усё маты, знаты, дэ шо робицца. Пошоу один дядько пилнуваты. Сидиу. До его усяки зьверы прыходили. Подходиу усяки зьвери, коб вин не побачиу. Его отводили [от места цветения папоротника]. Два мущины пришло, два музыканты, давай ему граты на гармони, давай его кликати з собою, до сэбе. Вин не хотиу, потом согласиуся, пошоу. Вот воны его повели до своей хаты. Завелы, далы вечэряти, спаты положыли. Наутро вин устае, а он под вывалом сидит. [Вывал — дерево, поваленное бурей.] Конешно, шо нечистый не дае [сорвать папоротник]. Такая поголоска есть.
Хто ее сумеет узять, тую папороть, цвет папороти — но это мало есть на свете людей таких — и он себе зашывает где-то у руку и такую малую крупиночку прорезае, пускае. И ён идёт у любую кассу. Прыложыу руку — и ёму уси замки открываюцца, о! И он набирае сабе денег. Ну, и один рэшыу пойти и этый цвет папороти узять. А гэтую цвет-папороть, очэнь ее стэрэжуть. Вин зайшоу... там это вин знау, где той папороти багато. Вин сеу и сядить, дожыдает. Смотрить вин — на яго идуть. А он сабе зробиу таике... Кургом себе одын очэртиу кружок, потом другый, а потом трэтий. И тут он у сэрэдыни сиу и ждёт, пока ж папороть зацветёт, о! А он знау, шчо яго будуть там пугать, лякать. Это трудно — узять ее, ее стэрэгуть очэнь, эту папороть, о! Смотрыть он: идёть на яго стадо дыкых свиней, о! А он знау, шчо яго будуть там пугать, лякать. Это трудно — узять ее, роть зацветет, о! А он знау, шчо яго будуть там пугать, лякать. Это трудно — узять ее, ее стэрэгуть очэнь, эту папороть, о! Смотрыть он: идёть на яго стадо дыкых свиней, о! Пришли они до того круга, перерыли той круг, идут до другого. Пришли до другого, вэрнулись и пошлы. Он остауса тольки у двох кругах. Вот туда-суда — зноу какые-то идуть звэры на яго. Тожэ одын круг пэрайшлы, только вун у одном остауса. Но и те забралиса и пойшлы, а вон сядить. А от, ужэ папороть будэ цвэсти. Рады нема! Оны видять, што трудно. А он быу какой-то волшэбник, этот чоловек. Смотрить вин — на яго идуть группа косяриу, косять траву. Просто идуть на яго и косять. Перякосвають одын этот круг. Сядить он, моучыть. Перякосвають другы круг, идуть ужэ до трэтьяго круга. А яму очэнь стало страшно, шчо он сыдыть так: заложыть косу да голову ему одрэжэ косою, косяр. А он крычыть: «Што ты, нэ бачыш, шо я тут сэдю, куды ты косу закладаеш? Што ты, голову хочэш одризаты?» А воны: «Ха-ха-ха!» — и пошли. И ён так и не узяу цвет папороти, оборонили воны, отые самые. Он струсиу. Як бы он не струсиу, то яму головы не одризали б. Але ему так выдалоса у глазах. О! Етый папороти цвет нихто не можэ узяти.
Перэхрыстылася я, зубами хотела вырвать [для этого надо было встать на колени и заложить руки за спину]. тут меня ведром як начало ходить по спине да по бокам. Тры годы потом хворала. То видьмарки были [караулившие цветок папоротника], которы молоко тягають.
Если пойдёш [в ночь перед Иваном Купалой] за папоротником, як стукнет кто-то по лицу, то три пальца [отпечатки] остаются на лице.
[В рябиновую ночь накануне Ивана Купалы одна девушка пошла в лес за цветком папоротника. Когда на нее напали черти, стерегущие цветок папоротника, она дала им задание:] «Заплэтить мэни косу по одному волосу!» Она села на пеньку, и яны ее чэсали... [Это длилось до первых петухов, после чего черти исчезли.]
водой от слепого дождя Бог смывает с земли следы человека сразу после его смерти.
был у невестки свекор да закапывау узолото у хате под мост да и приказывоу, [думая], што никого у хате нима. А у хате была его невестка: на печи лежала, ён ее не бачил. Он громко говорить: «Хто, мол, выкопае етое мое золото, потеряе двенадцать голов». Невестка леже да и кажэ: «Батька, ти бараначих, ти таранячих?» Вот ён сразу ж помёр под мостом. Чего? Ён наверно заколдовал на людские головы, штоб не выкопали золото (то есть если стане кто копать — погибне штоб), штоб над золотом его погибло 12 человек, а 13-ый змог выкопать. Дед первым помёр, ета невестка пошла, купила таранов, оторвала 12 голов от их и положила туда под мост и выкопала его золота.
Одэн чоловик умирау и всё просит: выйдытэ з хаты (у него було золото). И хтось нэвистку настрэнчал чэрэз хомута дэвитися. Она на пэчи сэдила [и смотрела]. Он [умирающий] грэбнул раз и казал: «Чи[я] рука положыла, та и достае». И стал умыраты. Ии [невестку] спрашывают, шчо вин робиу, [она рассказала]. Прыходыть той сын до хаты. И воны лопатами копалы — нэнашлы. [Позвали соседа] Сусид потэг того дэда и ёго рукою выгрэбае и достау [золото].
Один чоловек поставил хату. Але неможно ночовать там — так пужае, так пужае! Иде солдат з армии: «Пустите перэночувать!». А хозяин кажэ: «Я б пустиу, да семья большая, а хата маленькая». — «А ето ж нова хата ваша?» — «Наша, да там жыти неможно. Там пужае.» — «Да я не боюсь,— кажэ солдат, — положтэ меня хоч там.» От, лёг он спати у новой хати. Тольки бачыт [слышит] пуд поуноч: «Ри-и-ну, ри-и-и-ну!» Солдат вынуу шашку: «Ринь! Мне усё одно погибать!» Тольки глядит: из-под печы скриня [сундук] вылазит. Он по нему шашкой, да оттуда золото посыпалось. Золото то пужайлом и було. Нова хата тая на тому месте стояла, де золото пересушвалось. А як то золото из скрини забрали, то и жыть у хати можно стало.
[если кому-то кажется, что] ночы у двэнацать часоу свэчки гарять, то там закопаны золоты. Чы то у леси, чы то на кладбишчэ. Адын чэлавек свэчки удались ему у леси. «Паеду, выкопаю золото». Надумау и махануу. Давай вон капать. Капае, капае. [Уже лопата ударилась обо что-то.] Скрина гудэ наче. Ужэ зрадеу. Аж буря зробилась, [поднялся страшный вихрь — все исчезло]. Нэ ему, а кому судьба [взять этот клад.
У нёй свекор ехау у Пиньск, и уот заехау он там, он там за мост, его немцы назвали: «косий мост». И от того косого моста ишоу почти под самый Пиньск, копица просто йшла разом с возом, да й годи. Он дык боялся, шоб хочь на кони не найшла та копица да нэ подушила. Ишоу, ишоу и дойшла до того мосту, ужэ до того Любанского моста и ишчез, ишчезла та копица.
[Было место, где пугало, боялись туда идти.] Пьяный чэловик идэ: «Нехай меня злякае!» Трах — его у груды. «Поборимся!» — Трах! У другый раз, и шапка злетела. И трэтий раз. Тот у колодца: «Ходы сюда. поборэмся». Не пошоу, бо он его утопиу бы.
У 12 часов ночи выйшла, гляжу: ка мне человек красный, как от сонца, шо заходит, железный [как раскаленное железо]. «Пойду мужика позову», — думаю. А оно сховалось. [если кого-нибудь позовешь,] оно зникае.
[Загадочный черный шкаф.] У баби Ганны умэрла сестра. Ну, я там була можэ до часу ночы. Сядела. А путом голоуа так разболелася, ну дак я пошла до дому. У от здесь, тут, где хата бабы Параски, перэдо мной от як шкаф стоить чорны. Стоить. Дак я думаю, шо мне робить ужэ, идти или не идти. Дак я постояла-постояла, а потом о так о ступаю, оно тожэ дуижецца, я у эту сторону ступаю — то [пропуск в тектсе?] А потом я успомнила, шо трэба пэрэхрестицца и очы до долу опустить. Я пэрэхрестилась, закрыла очы да й пошла. И пройшла. Пришла до дому, Господи, дак як начало мене трусить, да як начало мене колотить ужэ, и я так до дня почти не спала, и лежала, назаутра не устауала, и на похороны не ходила.
Дахожу до цэркви, во! — у церкви галосить. Я захожу на другу сторону, думаю, шо мне здалось гэто. Нет, у цэркви галосить, а цэрква закрыта, во. Стау я расказвать тамУ, другому. Кажут, дак и деда казау: прышоу, кажэ, вутрэню якось, да рано здорово, дак у цэркви так правилось, так, как, правилось [справлялась служба], а цэрква замкнута. Бач, цэ точно гаварю. Цзе нэ то, шо я взрослый ужэ, заню. [...] а таде ужэ як иду поуз ее [мимо церкви], дак у час ночы ужас берэ! Цэ точно гаварю. Замкнута — а [служба] правицца.
запрет оглядываться назад при возвращении с кладбища после похорон (чтобы не спровоцировать возвращение смерти)
запрет отзываться на незнакомый голос, поскольку он може оказаться голосом нечистой силы
У поуноч, то сама глуш, штось можэ лякаты, чи смэрть, чи шо. У поуноч не родицца ничого, корова даже теля не привэдэ у глуш. Така е минута, шо и у дэнь не родицца.
У двянацать часоу як чалавек прабёх па бане. Ён устрашэ тябе, дражницэ. Мне падалося, шо багато людей [в 12 ночи в бане] топат бальшой, девоцкий разгавор, а атчынила баню, а там ныкого.
Кагда-то была несвяшчэнная уся земля. Народ стау жыть, расселяца. и хадили разные чуды. Можна было побачыть. А патом запечатали землю, освятили.
связавший мотив помещения ребенка в мешок с угрозой возвратить его назад в материнское лоно.
Не топчыце жыа — русалка цябе заберэ. Вуж укусиць у оесу — туда не йди. Што-то ухопить цябе у рэцэ, тамо чэрэпаха чы жаба йе, а бальше — сом. Нехто, кажуть, увиде цябе, з бородой у колодежэ, и потягне цябе у колодеж. Цыганы езьдять будою [в кибитке] и заберуть цябе у буду.
Детей пугали: Не ходзи у жыто, бо русалка забье зелезными цыцками.
[Пугали] цыми русалками. Заласкочэ табе, да умреш.
шчо если подойдешь под колодезь, то можэ русалка или вэдьма якая-нэбудь оттуда вылезти.
Шоб в агарод не хадиу: «Русаука пляшет, застрикоче».
Дятей пужали русалками, шоб на агарод не хадили. [кто-нибудь] кажух навыворот надене, косы распусте [вот тебе и русалка].
Пугали, штоб не шли к реке: «Не лезьте, бо там потопленик зъесть вас!» Там ужэ чорт сядить. Тот чорт и тягне туды. Хто яго бачыу? Мо, тот и бачыу, хто топиуса. Потопленик, как человек.
Там дядько набье, знахор! Ты возьмесся за огурец, а он табе зробить — приростэ рука до огурка да ты нэ вылезеш з того огорода!
Цмок у воде, нейдытэ. Цмок — это така рыба. [Показывает цмока на иконе «Георгий Победоносец, побеждающий змея».] Нейдытэ, этый цмок выходить, и вин пожырае.
Пугали Богом: Бог уха одрэжить.
[Не ходи в огород:] Бозе буде сварица, з неба свалица Бозя.
«Дид з бородою в колодези!» — коб дети не заглядали у колодезь. «Дид з бородою сидить там! Не гляди у колодезь, там дид з бородою!» Я сама своих унукуу «Серожа, на заглядай туды!» — «А чаго?» — «Там дид, кажу, з бородою. Ты бач, як туды тягне [про ведро]». Ды я воды наберу да туды пущу ёго: «Оддай, диду, ведро!» Ён [внук] позирае, а я: «Оддай, диду, ведро! От, ужэ оддау, от, бач — оддау!» И тягну. А ён думае, шо то дид там уплюуся [вцепился].
Дитя на печи балуется, дак казали: коза идеть, текай, дед идеть, сейчас козе отдам.
Када-то быутаки расказ, шчо прыходыть одын нишчый, заходыть, просицца и говорыть: «Пусты мэнэ на ноч». Хозяин кажэ: «Я б табе пустыл, але у мэне невестка у родах». [Нищий упросил его пустить.] Хозяин положыу яго на печки. Да ноччу рождаецца рэбёнок. А ноччу смотрыть [нищий]: прыходыть трох ангелоу. Ну, говорать, какую судьбу ему? Одын каже: «Надо даты, шоб вин болиу». А други кажэ: «Нет, надо даты, шоб вин умэр». А трэти кажэ: «Нет, он будэ годовацца до сэми лет, а потэм он у колодезе ктонеть». А той старэц кажэ: «Родыуса у вас внук, пожывэ сэм лет, а у сэм лет утонеть у колодезе». Хозяин на сэдьмой год забиу волы и кожэй затянуу колодезь. Пошоу лывень — и той мальчык на той кожэ [лег] и захлебнууса.
Нараждаеца младенец — и янгел лятае и, значить, з каторая магилы земли ухватить — у руки, у рот, — такое рэбьёнку щасте: схватит с [могилы] пьяницы, будет пьяница, а с [могилы] висельника — буде висельник...
[Злая Доля.] Жылы два брата. Адзин бедны, други багаты. Бедного Доля губыла. Ен пайшоу у другэ мисцэ жыць, а Доля за йим [идет] да кажэ: «Ты мэнэ николи не пакинеш». Ишоу той брат чэрэз ричку по кладке. Страсануу, ды тую дурную Долю утапиу. З тэй поры зажыу добра. Багаты брат схацеу згубыты яго. Высунуу тую Долю [из реки], да яна да яго прыстала...
Нельзя прясть у пятницу, бо у Варвары сэрцэ пробито веретёнамыДэсь ночныци якыи ходять. [Чтобы они не проникли в хату, надо] сорочку вывэрнуты и повисыты на двэрях.
Як у дытыны ночныци, то вона уночи нэ спыть. А як пэлёнку [пеленк уили что-нибудь из детской одежды] забудэш на нич — ночныци будут нападаты. Трэ усэ прыбраты. [Заговор от ночниц:] «Ночныци-сэстрыци, даю вам кросна-бэрда ткаты, а дайтэ дытыни [имярек] спаты!»
Идуть до трэх колодезоу у ночы, воду тую нагрэють, у мыску нальють и поставють под колыску. Як йе ночныца, то вода пропаде — ночныца выпывае.
Лыхорадка. Поганка. [Способы лечения.] Полэнь пилы. Спаты не дають, як сонцэ заходыть. [Пугают внезапным громким звуком] и прынэсэ дров и кинэ. А нэ, то просять дэ кого, гоб прышов до хаты выстрэлив. И она встанэ, и оттого злякаеца и отого кидае. и шэ госять за граныцу. Возьмэ скыдають всю одэжу свою и нэсэ ее за граныцю (на другэ сэло, полэ). И шэ осову палку воткнэ в те латте, в одэжу тую, шо с сэбэ поскыдае. И идэ, до самэи домы шоб нэ оглядаюса назад, бо, кажэ, будэ бигты за тобою. [Я болела лихорадкой. Мне очень хотелось пить, но пить нельзя. И пить мне не давали. И спать не давали. Я ходила, зашла на базар, купила квасу и выпила квасу. Прихожу домой, в сон меня клонит. Очи закрыла и мне кажется:] прыходыть паненка, такая страшно тонкая в поясу будто бы она стоить пэрэдо мною. То лыхорадка, кажуть, то эта сама болезня. Так она мни говорыть: «Ты мэнэ мучыла целый дэнь, нэ давала пыты. Кажэ, я шшэ раз за тэбэ возьмуся». И одэн раз вытрасла и покынула, бильш нэ прыходыла.
[Чтобы отпугнуть лихорадку, надо подержать больного над колодцем и громко крикнуть: «Утопымо!» — и проходила болезнь.]
Лихарадка ат таго што спять при заходе сонца. Мать гаварила: «Не спитя, маи дочки, о то тётка поймае». Эта же малириию так звали — тётка.
персонифицированная болезнь передвигается в пространстве, сидя верхом на человеке
Пришла пани красива у шляпе. Кричит: «Подай, диду, чоуна!» Як вступила в човен, то [дед видит:] у ей коровьи ноги стали. Он зразу познау, шо то Падь [повальная болезнь]. Вишла на берег и пошла, рикаючы. Да и стала вся худоба дохнути.
Хлопец ишов у час ночи. Було мисячко, по дорозе був сывый кунь, вин його хвоснув по морди и на третий день помьёр. Это Недуга [болезнь] була, люди казали.
[Умирала маленькая девочка, говорила матери:] «Выгани ее, вон ана стаить у белам! Парасята зашли у хату, выгани их!» — а никого ж нет.
Смерть, мо, прышла и сидела жабою. [Отец рассказчицы лежал больной. Вдруг появилась жаба и все время прыгала к нему на грудь. Ее выбрасывали на улицу, но она появлялась вновь. Намазали ее дегтем, чтобы узнать: одна ли и та же жаба приходит, и выбросили. На другой день она появилась со следами дегтя. И сидела у больного на груди, пока он не умер.]
Жыу бедны сапожник. Иде, видит: голый чоловик лежыть. Ось! Ну, прывьёу его дамой. Жинка вопит, а он: «Как-нибудь пережывём!» А чоботы шыу той чоловик. А той, голый, — ангел буу. его Бог посылае матку двух дитёу убить. А он пожалеу тую, дак другы ангел ея умэртвыу. А Бог ёго [первого ангела] низверг. И стау ён тоему сапожнику помагать. И ничого, жывуть. Жинка довольна. А раз заехау пан: «Пришли мне таки чоботы, шоб я к королеве пашоу». А ангел засмеяуся: як [увидел] у того пана Смерть з косою за плечима стоить. И пан и умрэ. Только Смерть з косою ангел бачыу, а сапожник — не.
Казали: едиць шофер. И стаить жэншчына на дароге, заусим голая. А ён каа: «Чо ты стаиш?» — «Дак дай мне адецца». Ён зайшоу у магазин и купиу плаце говае. Дал, яна и одела. Дак яна — Смерть — ужэ стала маладых ьрать. А яна кажэ: «Як дали бы мне страое плацье, я б старых брала. А як новае дали, дак маладых бяру».
Быв человек бедный велико. И нихто не шоу к ему за куму. Стретя ён Смерть и кажэ: «Ходите ко мне за куму». Она говорит: «Я — Смерть, я и так к табе приду». А ён говорит: «Я бедный, я и так никаво не боюсь, нихто ко мне не иде». Она говорит: «Будеш ты богатым, раз меня за куму узяу!»
На Юрья як вытчэ [полотно], положэ на воду и забярэ до праздника. Или затопають у воду, каб не було копыт коня Юрья.
Пэрэд Колядами (Коляды — то Роздво) хто нэ спрадэ кудэлю, то хлопци — шчо колёдувають — шукають куджль тую: «А де ваши кудэльки? Давайте спалим на пупе вашем!» Трэба сховати и потэсь [вертикальная лопасть прялки]. мати говорит: «Допрадай кудэльку, шчоб нэ було колэ потэси, бо колядники спалять! Допрадай, допрадай, або на пупе спалять!» То Коляда. Будуть ходить колядники и спалять...
Или допради, или — если не справицца — несуть к калодцу, обливают вадой и ко льду примораживают.
Перед Варварой увэчэра прали [вопреки запрету]. Пришла Варвара и чэрэз окно наложыла пальцы на лицо [женщине, которая пряла]. И так уси пальцы на лицови осталися на усю жызнь.
Сама моя тетка прала на тую Евдоку. Дэнь Евдокии буу. Она сядае пресьты. А мама кажэ: «Нэ прады!» А вона: «А, шо там та Евдока!» — она ей так. И в юй тое веретено упало и встало. Просто стоело [торчком]. И она хотила злизты. И як она вступыла — вэрэтено вломылося [воткнулось] йий у пятку. И зубамы хазяйкы сын вырвау.
На Сьвичкы неззя прясти, то отражаеця на животном. Рахитики могуть рождаци. Сверлить, чи струганком [работать], чи шо... Днём даже, а у вечори — категорически, то были сьвятыи вечори.
Ны можно сноваты у пэршого тыждня у Пист, у Сорок Святых, — бо воукы коля скотыны будутьсноватыся.... У вэчэр на свято снуе сосидка, и я хотела, а маты кажэ: «Нэ йды [сновать]! люды снують с растения [т.е. работают с льняной пряжей], а ты — с жывотного» [т.е. собираешься работать с овечьей шерстью]. А я посновала — и у усих чотырох овэчки ягнята родились — вочкы засноваты [родились слепые ягнята].
У вэчэры на варвару маты хвартука ладыла [а работать в этот день было нельзя]. И кажэ: «Няма коли до Варвары, а мэни трэба на смэрь хвартука наладыты!» [Выражение «на смэрть трэба выполнить работу» используется в значении: 'хоть убей, а надо сделать'.] И умэрла у тую ж нич.
Нельзя прясть у пятницу, бо у Варвары сэрцэ пробито веретёнамы [это видно на иконе св. Варвары]
Я, кажэ, была малая, да матка у пьятницу не дае прасть, а я села прасти, дак Пьятница пришла да так меня била, так била, што зубы павубтла, да кроу шла.
Або буде теля [новорожденный теленок] закручено.
[Одна женщина пряла в Дмитров день (26.X/8/XI). Ей сказали: «Что ж ты прядешь? Сегодня же праздник — Змитер».] А она ответила: «Змитер-Питер жопу вытер! Напраду, як гора!» Такие большие мотки пряжи. Назавтра выходит она в хлев — а там вол лежыть, як гора [т.е. пала скотина].
Красён ткать на Ляксея нельзя. Быу праздник Ляксей, када шчука лёд разабьець [17/30.III]. Адна малаица ткала кросна в этой день. А у калсце рабёнак спау. Ана пашла вады у калодец [набрать]. А кум рыба лавил. Приходзе, [видит] шчука ляжит на кроснах: «Шо ж кум на стол не паклау, а паклау на прясесте?» А ён и не клау. А ана у люльку не паглядела. Разрезала шчуку, паглядит — а там дитёнак кричыт.
На стяне нельзя аставлять аснову: будеш жыв — да Смерть пирде, будеш памирать — не памрешь. Глядите, детачки, зымайте скорее аснову са стены!
Да з лесу выходить жонка, высо-ока, у белом, волоса длинные, по земле волочилиса. Да брат злякауса, да зоболеу и умер.
Русанлки ходят у Русальны тыждень — не можно вышивать, шити, бо русалки будуть нитки путать.
Алексей — тоже празнавали. Алексей, чэлавек Божый [17/30.III]. Калысь расказвали се. Жэнчына жыла малада и маленьки дитя було, у калыске лежало. Она кросна ткала. А он [муж] пашоу рыбы лавить <...> Она кудысь пашла, а чэлавек принёс рыбу и палажыу ту [в колыбель]: «Ху! Принёс!» Нашчо он ее тут палажыу? [Вернулась хозяйка и говорит:] «Я ее щас парежу. Я буду жарить и есть». Парезала, парезала ту рыбу: «У чугуну буду жарить!» А она то не рыбку, а у калыску, где дитя палажыла. Алексей-чэлавек божы.... [Вернулся муж.] Начэ пахвастау — рыбу паймал. Она до калыски — а дытятко парэзано! Неззя, не трэба ткать [в праздник], а она села ткать. Дак ей Бог дал, шо она дэтынку уместо рыбы порезала.
[Святой Юрий считается хозяином волков.] Юрья-Ягорья празднують ад ваукоу яго. У лес на яго не хадили, боялись, ён на вауках ездить и рассылает тых вакоу — у кого где красть, сожрать. Старые люди не работають, не шыють — ад ваукоу. Юрий-Ягорий — рассыльник йих. Не пряли бабы, не шыли, шоб ваукоу не бачыть.
[Если в пятницу оставить в доме прялку, то придет домовик и будет тебя душить, тебе надо спросить: «К худу иль к добру?»]
У суботу (дедовскую) кросна не сновалы — покойнику вочы заснуеш.
На Деды на мотали, бо казали, што замотаеш да переплутаеш [дорогу] — дак и дед не приде на вечеру.
Мая мама гаварила: я прала у пьятницу и приходить жэнщчына и стаить ля парога. Я приглашаю: «Прайдите». А ана паднимае юбку, андарак, — и у ее ноги у ранах. И кажэ: «Я — Пятница, не раби [по пятницам]!» То матка ва сьне видела.
[Нельзя оставлять в доме на ночь недоделанную основу,] бо со старцами [с умершими] будеш ночоваци.
Гэто ж не остауляли [веретена] на Колядех, бо вужами пойдуть верацёна...
Балакали, шо як не зьяжешь на лето веретен до купы, то уйдуць ужами.
Свято було пэрэд Колядьми — Иван Золотоустый. Обдирала жинка лён у пьятницу. Ана ввечери закрыла вокна и начала обдирать. Пришли диты: «Мамо, шо ты робыш! Теперь свато!» — «Это маленько свато». Легла спать. Приходит до еи уночи дид — вуста золотые, аж до самых вушэй, аж палают ети вуста. А коло ёво маленький чоловэчок, лысенький. тот будит еи да и кажэ: «Посмотри на мэнэ. Ты казала, шо я маленький, а я вот який вэликий!» Над порогом полици доуги булы, клалы туды горшкы. Етой дид по самую полицю головой подпер. Чуть, каже, горшкы не ворушацца. Ена крикнула, збудилася — и усё. Маленький — то Кульма-Демьян быу, шо после Золотустого ходя. Не прядите и не тчыте у свято!
На Юрья не моно тслати полотна [для отбеливания], бо Юрий конем перееде, будуть копита конячи. Не треба стлати на Юрья на росу, бо Юрий копитами походить.
На Варвару жынка сито починила — и дитя нэ бачыло [ее ребенок ослеп; зрение вернулось лишь после того, как женщина разорвала нитки, которыми зашила сито].
Колысь на Коляды нэ пралы, нэ лэпилы даже ничого. Была свиноматка поросна. Я узяла да залэпила припэчка [подмазала печь]. А свиння «на двор нэ йдэ» [перестала испражняться] — залэплено ей усэ... На моих руках усэ [лечение] робылось: проризалы бритвой, да вона, тэя рана, зрослась да усё. А поросята околели.
[Нельзя работать вне дома на Ивана Купалу.]У нас жэ четырнаццать душ на Йвана Купальского потопилиса. Значить, пошли грэбти сено. Цэ ж у нас Прыпять була, река. Приходют они до реки, а не було у них мотору. И баржа стояла... И цэ ж то у голодный год було. [Они стали переправляться на барже, и все 14 человек утонули, так как поехали работать на Ивана Купалу.]
Жэншчына пашла с дитёнкам жыта жать на Хлеба-Бориса [день Бориса и Глеба]. Акудава воук узяуся и забрал таго рабёнка — у пяленках, саусим. Ну и панес. А ана ужэ давай прасить волка таго, штоб он таго дитёнка аддау. Так он аддау и принёс. Барис эты и наказал. Можэ, эта и не воук, а Бог быу...
У пьятницу прасти не можна, платья залить не можна. У неделю хлеба пекти. Жэншчина у пьятницу золила, а у неделю хлеба пекла. Прийшла Пьятница ночью, аблупила кожу и павесила над духом, над печкай. Затым, кажуть, што у пьятницу не прадуть и платья не золють.
Одна жэншчына белыла печку на Варвару. Вот ей во сне и сныцця: прыходыть, кажэ, такая хорошая пани, и уся у глыни умазана, усё запыляно. И говорыть, кажэ: «Подывысь, шо ты мни зробыла!» И вона злякалася во сне и сказала: «Бильш до смэрти нэ буду нэчого робыты на Варвару!»
Кались ехала машина по сашэ. Выходит с-под мосту голая жэншчына. Ну, выйшла и просица, шчоб ее падвезли. Яны ее на машыну узяли. И спрашивають у яе: «Чого ты голая? И кто ты таки?» А яна атвечае: «Я Середа. На мне абъели усё на свети». Ну и вот, была на машыне, и никто не бачыу, де ана делась. Ну жэ, срэда — посны день, а люди ели скаромная и усё, и вот не ёй абъели усё. [Комментарий собирателя: «Рассказ широко бытует в деревне; похоже, не завезен из города».]
У пьятницу нельзя золить, прасти, тэрти, мочить лён. Пьятница, называецца — ужэ оддых, мати покойна казала. Одна баба [взялась] бельё прать... Не прасти, а прать и золить, и щолить. Ужэ села, лучину палила. Она села, и приходит ввэчэри [в четверг] Пьятница. То й кажэ: «Марино, Марино! Подивись, якая я, яке у меня чэрвоные вочи! Бо ты мне запарываеш вочи». То ужэ Пьятница. Увэчэри, у четвер! А она [Пьятница] так лякае — перевернула усё [опрокинула бочку, где золилось белье]. Да й покинула [та женщина] золить.
Кажуть, шо выходить на сонцэ у белом платье Нэдиля. Она выходить да й кажэ [работающим на стройке людям]: «Я — Нэдиля! Вы ж мэня зарубалы, да й зарубалы мэня». Мы ж ужэ у нэдилю и хату рубаем, и дрова рубаем, — то вона и плачэ...
@темы: чтение